не главное.
– Да-а! Это точно! Смотрим дальше, дорогой.
Вознеся огромного силиконового змея над главой подобно штанге, Рома начал двигать бёдрами, а его лобызали уже все участницы трио. По краям сцены пустили дым, заработали стробоскопы, била разноцветными лучами цветомузыка. Рома отплясывал так, будто выступал с трио уже долгие годы. Неожиданно Роман исчез. Он грохнулся в зал, не заметив в дыму край сцены.
– Всё? – с надеждой в голосе спросил Роман.
– Что ты, милый?! Смотри, смотри, – подбодрила Катя.
Сначала из густых клубов дыма, подобно перископу, появилась головка силиконового демона, а за ним уже и голова Ромы.
– Какой прекрасный кукольный театр, Ромочка! Да ты у нас Образцов, – воскликнула Катя.
Девушки втащили героя вечера под лучи софитов и продолжили танец. «Эге-гей, блядь!» – заорал Роман во всю глотку и пошёл заводить девиц танцем вприсядку. Не успел он встать, как одна из девушек сняла с танцора свитер.
– Ну, вы посмотрите на этого красавца! Посмотрите на эту волосатую грудь, на эти эротические завитушки! А какую он принял стойку! Да это же съёмки фильма про Фредди Меркьюри! Ты актёрище, Ромка! – комментировала Катя.
Рома стремительно вышел из комнаты и вернулся с бутылкой пива. Екатерина вновь сняла просмотр с паузы. Теперь Линда, Марта и Герда играли кошек. Выгибаясь, они ползали по сцене, хлестали друг дружку плётками, целовались взасос. Вскоре блондинка рванула с Романа брюки, они сползли вниз, обнажив красные трусы с зелёными дракончиками. Роман набрал воздух в лёгкие и заорал: «Show must go on, блядь!» На этом крике камера оператора задрожала и экран почернел.
– А ты говоришь, что на выставке не было ничего интересного. Они тебе долю должны, Ромочка. Хер силиконовый, которым ты размахивал, хоть подарили?
– Катя, какая сука всё это сняла?
– Думаю, что это снимало полгорода. А вот передала мне это твоя бывшая любовь Машенька. Написала, что это мне за то, что я тебя у неё увела.
– Отомстила, значит.
– Может, и так. Ромочка, прости за штамп, но всему есть предел. Ты ведь знаешь, я девушка брезгливая, а ты, судя по всему, решил и отпиться, и отгормониться на всю оставшуюся жизнь. И всё из-за моей доброты. Финиш, Ромочка. Но show must go on, блядь, как говорится.
Рома сидел за стойкой и с грустью смотрел на влажную брусчатку и стекающие по витрине бара капли дождя. Он думал о том, как прекрасна и в жизни, и в постели Катя. Думал, как скучен и тосклив этот вечер. И в то же время он понимал, что расставание с Екатериной – это новый вираж, новые приключения. Опустошив бокал, Рома набрал номер такси:
– Девушка, я в «Ригонде». Куда поеду?.. Поеду на выставку «Эрот-2008», на Кипсалу.
Златоуст
Монахов получил задание взять интервью у мэра Киева Анатолия Джебенко. Сразу по прилёте в Жуляны позвонил в секретариат. Референт подтвердила встречу, и Феликс отправился на просторы Крещатика. Он шёл по городу, делал селфи, вновь пытаясь спланировать интервью со сложным собеседником. В здании мэрии было многолюдно и по-базарному шумно. Багровый толстяк с обвисшими щеками давал интервью худощавой девчушке; безвкусно одетая дама вела на повышенных тонах беседу с коллегами. Пару раз Феликс отчётливо услышал слово «бля». Познакомившись с секретарём Джебенко Ириной, Монахов сразу понял, что киевский глава спит со своей подопечной. Он будто воочию увидел, как Анатолий вызывает её в кабинет, запирает дверь, но, в отличие от Передиктова, не танцует под «Кумпарситу» или «Джамайку», а сразу приступает к делу. Берёт её как животное. На столе, у зеркала, на кожаном диване. А затем отправляет привести себя в порядок и только потом позволяет приступить к важным городским делам. Феликсу захотелось Ирину. Тонкая шея, тонкие щиколотки, тонкий и ласкающий голос. А как она накачала ягодицы. У Ирины гениальный тренер, который вкладывает в неё все знания и душу.
Джебенко принял Феликса в богато обставленном кабинете. На стенах висели: трезуб в золочёной раме, самурайский меч в жёлто-синем исполнении, старинное ружьё, фото Джебенко в боксёрских перчатках и шароварах, а ещё снимки Анатолия с Арнольдом Шварценеггером, Веркой Сердючкой, Филиппом Киркоровым и Светланой Лободой. Из-за стола поднялся высокий, крепкий мужчина в дорогом чёрном костюме и очень пёстром, попугайском галстуке. Одеколоном Анатолий поливал себя щедро, как из брандспойта, и весь кабинет пропах свежими цветочными нотками, которые Феликс люто возненавидел ещё в детстве из-за тяги покойной бабушки именно к таким ароматам. Дед, учуяв эти запахи, сплёвывал и произносил: «Оранжерея, блядь! Как будто букетом по физиономии отхлестали».
– Ну что?! Как не каждая птица долетит до середины Двины, так и не…
– Днепра, – поправил Феликс. – До середины Днепра.
– Именно и верно! Как не каждая птица долетит до середины Днепра, так и не каждый московский гость долетит до середины кабинета мэра Киева.
Было заметно, что слова даются Джебенко немыслимо тяжело, текст он, скорее всего, заучил и шутка главе города очень и очень понравилась.
– Или как ещё принято говорить: язык и до мэра Киева доведёт, – Монахов пристально посмотрел на Ирину и выдал жуткий штамп: – Хочу выразить вам благодарность за оказанную честь, Анатолий Мыколович. Для меня встреча с вами – это, можно сказать, ещё одна яркая веха в журналистской карьере.
– Спасибо, Филипп. Имя Филипп как имя победителя во всём.
– Феликс. Не Филипп, а Феликс.
– Точно! Феликс! Ох и память у меня на имена! У меня раз на одну букву, так и путаница сразу по сложению и вытаскиванию из недров. Но мне и Филипп тоже нравится. Как там у него: «Таинственная моя, сзади тянут якоря, колыхаются моря…»
На этой распевке Феликс понял, что интервью с Анатолием будет нелёгким, запоминающимся и в какой-то мере познавательным.
– В Киеве бывали, Феликс? Или в первую голову не к нам ещё?
– Да, бывал. Неоднократно бывал. Великолепная архитектура, добрые и воспитанные люди, – увлёкся Феликс. – Ну и конечно же, кухня, обычаи. Считаю, что Киев – это один из красивейших городов мира. Мекка культуры.
– Давайте сразу обусловлимся (он так и сказал). В интервью не надо о то-то… о то-то… о то-то…
– О Тотоше и Кокоше? – попытался шутить Феликс.
– Нет! – зло рявкнул Джебенко. – О тотале…
– О тоталитаризме, – подсказала Ирина.
– Да! О тотолоторизме, марксизме и других проявлениях течений… течений… субъективного агрессивизма.
– Конечно, конечно, Анатолий Мыколович. Простите, что упомянул эту кровожадную систему, породившую столько бед и зла.
– Феликс, а теперь вот оно что. А давайте сначала мы поразносолим, а? Сейчас Иришка проводит нас в
